Понять или простить, или не спешите надевать белые тапочки…
(Из случайно услышанного разговора в трамвае:
- Ты знаешь, Людмила сдала отца в хоспис...
Я была в шоке, когда узнала.
Неужели нельзя было дома досмотреть?
Наняли бы кого-нибудь, или как-то бы по
очереди ухаживали, приспособились.
А что у него?
- Рак.
Но самое поразительное,
что ему там. лучше, чем дома.
Он сам ей так сказал.
Вот до чего дожили...
- Я хотела съездить к нему,
что-нибудь привезти, но
боюсь этого заведения ужасно...)
Есть целый ряд горьких слов, при одном звучании которых сжимается сердце. Среди них - авария, несчастный случай, операция, реанимация, тяжелая болезнь и так далее. Словом, все, которые означают, что человек очутился на очень хрупкой границе между жизнью и смертью. Когда каждый день, каждую минуту таинственные и неумолимые «жизненные весы» могут накрениться в ту или иную сторону, определяя дальнейшую судьбу: возвращение к жизни или расставание с ней.
В этом горьком ряду хоспис стоит в числе первых. Почти все другие (кроме, конечно, непредвиденных тяжких аварий и катастроф с фатальным исходом) все-таки дают надежду на то, что мастерство врача, чуткость обслуживающего персонала, любовь близких и стойкий характер больного помогут человеку выжить и жить.
Хоспис такой надежды не дает. У хосписа другие нравы. Он требует душевного мужества от больных и их родственников; бесконечной чуткости и профессионализма от медиков. Он ждет помощи, понимания и признания благородства его работы от нашего ОБЩЕСТВА. Он надеется, что в числе важнейших направлений БЛАГОтворительной общественной работы займет свое равноправное место и хоспис. А мы, то самое ОБЩЕСТВО, увы, боимся даже подумать о таких последних страницах жизни других людей и отгоняем от себя мысль о том, что на их месте может очутиться каждый. Разве узнаешь, какую гримасу приготовит для тебя та самая прекрасная, неповторимая и капризная госпожа Жизнь?
Бытует в обществе, к сожалению, и такой примитивный псевдофилософский взгляд: а что там помогать кому-то, тем более, обреченному человеку, если мы все катимся к смерти, рано или поздно все там будем. Как правило, это умозаключения людей здоровых и эгоистичных, думающих больше о себе, чем о других. И, как правило, именно они наиболее тяжко переносят любые повороты в своей судьбе, связанные с утратой здоровья, прозревая порой лишь на больничной койке.
Что же представляет собой сегодня рядовой хоспис? В городе Таганроге, к примеру, он существует с 1997 года. Занимает второй этаж здания МУЗ «Городская больница №3». У истоков создания хосписа стоят, как и положено, местные власти и администрация старейшей городской больницы, а также - врач, основной исполнитель принятого свыше решения, Лидия Владимировна Чирина, которая сейчас и возглавляет это отделение больницы.
Кстати, в ответе на мой журналистский запрос о количестве и координатах хосписов, имеющихся в области, из пресс-службы Минздрава оперативно пришла информация. В соответствии с ней, хосписы имеются: «В Гуково, о чем можно узнать у главврача городской БСМП, есть две больницы сестринского ухода в Шахтах, а в Ростове городской хоспис существует лишь в форме идеи, хотя нечто подобное уже есть при одном из отделений онкоинститута». Таганрог не упоминается вообще. Однако хоспис в городе есть.
В период его организации нужного опыта в области не нашли. За ним пришлось съездить в Санкт-Петербург и Москву, поучиться на факультете усовершенствования врачей при НИИ им. Герцена. Многое из того, что надо было бы перенять, оказалось практически неприемлемым в масштабах небольшого города. К примеру, там на одну медсестру и одну санитарку приходится пять больных. Здесь же - по 25, подошли как к обычному терапевтическому отделению. Но взятые там нормативные документы и методические материалы легли в основу деятельности хосписа.
Сейчас в хосписе - 50 мест. Поступают сюда по направлениям онкодиспансера и поликлиник города больные, у которых злокачественная опухоль, IV клиническая группа. То есть, когда специфическому лечению в онкодиспансере больной по тем или иным причинам не подлежит. Ему нельзя делать операцию, химическую или лучевую терапию. Остается симптоматическое или паллиативное лечение. Подбирается индивидуальный для каждого курс лечения, чтобы облегчить человеку страдания, неизбежно сопровождающие эту болезнь, и снять изнуряющую боль, которая отбирает последние силы.
Несколько мест выделено для больных не онкологических, но тоже требующих постоянного медицинского ухода. Так, лежит в хосписе молоденькая больная с рассеянным склерозом, на вид - совсем девчонка, 28 лет. Привезли из дому, с огромными пролежнями, ничего не удавалось сделать. Здесь же, на противопролежневом матрасе, они подживают, несмотря на то, что движется она очень мало.
К сожалению, рак не щадит ни старых, ни молодых. Как раз в тот день поступил новый больной, крупный и крепкий на вид 40-летний мужчина, весом, пожалуй, за сто килограммов. После операции в Ростове, связанной со злокачественной опухолью на позвоночнике, у него отнялись ноги. Привезла его мать, совсем старушка. Как его поднимали на второй этаж - надо было видеть, ведь лифта в больнице нет, лестничные пролеты узкие. Скорая помощь на этажи больных не носит, ее дело - привезти к зданию. Вышла вся дежурная смена хосписа - врач, обе медсестры, обе санитарки. Хорошо, что были двое мужчин, которые пришли навестить одного больного, они и помогли женщинам. Когда, обливаясь потом, все вместе подняли новенького на второй этаж и через длинный коридор донесли до кровати, то мужчины сразу же заметили: «Вот уж кому-кому, а вам бы в первую очередь нужны были бы ребята, проходящие альтернативную воинскую службу. Пусть бы поработали. И как вы только справляетесь?»
Медсестричка, вздохнув, ответила: «Справляемся...» Здесь приходится носить почти каждый день. Одних поднимают наверх, в отделение. Других - уносят вниз, в самый последний путь.
Требует немалых физических сил и обслуживание больных, поскольку большинство - лежачие. Кровати, в основном, не приспособленные. Есть лишь парочка функциональных, они гораздо удобнее для больных и для обслуживающего персонала - шире, поднимается подголовник, специальные матрасы. Легче перестелить постель, помыть человека, что при некоторых формах рака приходится делать почти каждые два часа. Имеется еще штук пять полуфункциональных кроватей, они менее удобны, но все равно лучше всех остальных, которые больше годятся для сдачи на металлолом или для забора на дачном участке.
Матрасы все покрыты клеенкой (пленкой), так как когда не было подобной защиты, их приходилось часто выбрасывать. Но к несомненным плюсам добавляется весомый минус: больные «подпариваются» на клеенчатом покрытии, а если еще у них и пролежни... Специальных противопролежневых матрасов всего несколько штук. О всяких современных приспособлениях для транспортировки и обслуживании лежачих больных врачи могут лишь помечтать, глядя на них на выставках медицинской техники.
Понятно, что все эти проблемы связаны с недостаточным финансированием районных и городских больниц в целом, и таких специфических отделений, в частности. Ведь одна функциональная кровать стоит, как минимум, 15 тысяч рублей. Но есть и другие сложности, связанные, как ни странно, с... монополизмом.
В роли монополиста выступает аптека, единственная в городе, которая имеет право на реализацию наркотических препаратов. Она привозит наркотики из Ростова с учетом заявок лечебных учреждений один раз в месяц, поскольку доставка их - дело дорогостоящее. Но угадать потребность с абсолютной точностью практически невозможно, никто не скажет, какие больные, когда поступят, сколько пролежат в хосписе, потребуется ли им наркотик и какой? Вот и возникают нестыковки между спросом и предложением, обычно - в конце месяца и года. Бывает, что нет нужных наркотиков, тогда аптека предлагает заменить один препарат другим. Но чаще всего этого делать нельзя, это, по сути, преступление. Наркотики различаются по степени действия, есть слабые, есть сильные. Если больному ввести более сильный препарат, чем требуется в его состоянии, то у него могут возникнуть галлюцинации, сильные головные боли, он утрачивает возможность передвигаться. Не вправе больница делать заявки с запасом на все возможные случаи, так как аптека заставит выбирать заявленное. Как же быть? Видимо, не хватает межведомственного управленческого взгляда на внутриведомственные интересы. Хотя, казалось бы, на первом месте у аптеки, как и у больницы, должны быть интересы больных людей, которым приходится так трудно - и физически, и психологически.
В хосписе нелегко всем. Коллективу тоже. Каждый работник проходит определенные стадии «привыкания» к специфике хосписа. Сначала - «умирает» с каждым умирающим больным, что очень тяжело. Особенно, если человек лежит долго, к нему привыкли, он приветлив и доброжелателен, вопреки всему, мастеровит и даже талантлив. Здесь хранят стихи и поздравления. Стоят небольшие подарочки - поделки одного больного, вспоминаются его слова: «Спасибо, что вы помогали мне. Спасибо, что вы есть». Следующая стадия - почти у каждого сотрудника наступает какой-то порог терпения: все, ухожу, больше не могу здесь работать, угнетает обреченность больных. Не избежала этой стадии даже заведующая отделением, но не ушла. Не только потому, что начинала это дело с нуля, но и потому, что наступила следующая стадия - осознание того, что хоспис - это тоже медицинское учреждение, где оказывают помощь людям на последнем этапе их жизни. Дело это нужное, благородное, и кому-то его надо и выполнять, тогда работать становится легче.
Проходят несколько стадий и онкобольные. Первая - шок, когда человек узнает, что у него рак. Потом - стадия отрицания: почему у меня? Не может быть, это ошибка. Затем следует стадия гнева - на себя и на окружающих, которая сменяется депрессией. Нередко больные поступают в хоспис именно на стадии гнева или депрессии, легко впадают в ярость. Был случай, когда запустили в медсестру цветочный горшок, и она еле увернулась. На планерках заведующая хосписом часто напоминает коллективу: наша задача - понимать, помогать и прощать. Последняя стадия - принятие смерти: «Да, я все равно умру, но еще многое надо успеть сделать. Здесь мне помогают избавиться от боли. Здесь меня выслушивают и понимают. Здесь я - не изгой, а такой, как и другие, и меня принимают таким, какой я есть. Здесь мне не нужно скрывать свое состояние от родных, чтобы они не мучились вместе со мной, не нужно опасаться, что останешься один, без помощи. Здесь я не в тягость никому». Вот поэтому и возникает тот самый вывод, о котором шла речь выше. На первый взгляд, неправдоподобный: в хосписе больной ощущает себя лучше, чем дома. И тогда спокойно больной высказывает просьбы о том, чтобы привезли нотариуса или священника, чтобы родные не спешили навещать по несколько раз в день, у них и без того забот хватает. Он уверен, что тут ему помогут, сделают все, что только можно.
«Не спешите примерять белые тапочки, - может с улыбкой сказать врач больному, если видит, что его одолевает депрессия. - Лучше покушайте, у нас очень хорошо готовят». Улыбка здесь - тоже терапия.
А между собой медики посокрушаются: ну почему мать не разрешила сделать дочери операцию, лечила доморощенными методами, в то время как в начальной стадии рак яичника у молодых женщин вполне излечим. Еще бы дочь жила и жила, а теперь поздно... Ну почему не привезли больного в хоспис раньше, ему было бы легче, не мучился бы так столько времени... Почему родственники так боятся хосписа? Да, у нас нет евроремонта и современной мебели, но есть все, чтобы человек прожил отведенный ему срок совсем с другим качеством жизни. Сколько угодно примеров, когда больному в хосписе подберут курс лечения, и он уходит домой. Через несколько месяцев, когда чувствует, что становится хуже, приходит в хоспис сам, ему изменят назначение, проверят и снова отпустят домой. И так может продлиться год и даже больше. Зачем же надо из-за боязни обрекать человека на мучения? И зачем с возмущением говорить: сдали отца в хоспис. Не сдали, а поместили, чтобы помочь, потому что сами не смогли справиться. И, наконец, как изменить в корне эту людскую психологию и отношение к хоспису?
И еще очень много возникает ПОЧЕМУ, на которые предстоит искать ответы. Например, почему при этом хосписе, в отличие от таких же учреждений в некоторых других городах, нет выездной онкологической службы или так называемого хосписа на дому? Те же специалисты, которые работают в стационаре, могли бы более квалифицированно наблюдать за теми, кого выписали домой, проконсультировать на месте, при необходимости и изменить назначения. Решить, кого госпитализировать, а кому лучше остаться дома. Тогда больные не ощущали бы себя брошенными. Участковый врач, на территории которого есть такие больные, не может им уделить нужного внимания. Для него все же на первом плане те, кто работает, кто молод и трудоспособен. А потом уже остальные. В том числе и онкологические больные, потому что помочь им он ничем не может.
Да, для организации хосписа на дому тоже нужны деньги. Но уж не такие большие. Главное, необходимо государственное желание: понять проблему, найти путь решения и осуществить намеченное. Так мало и так много...